Горькое вино Нисы [Повести] - Юрий Петрович Белов

Помаленьку распродавала вещи. К майским праздникам отнесла в ломбард хрусталь. Пусто стало в квартире, неуютно. Когда не было денег на коньяк или хотя бы на вино, принимала снотворное, иначе не уснуть. А ночи такие длинные в одиночестве.

Об Игоре старалась не вспоминать, — чего старое ворошить, возврата к нему нет. Заново жизнь надо было строить. Только вот — как? И с кем? В богадельне нашей, в архиве, один-единственный мужчина, и тот уже на пенсию готовится. Где они, женихи? Не на танцы же в самом деле ходить.

Да что — женихи, просто посидеть, как говорится, за рюмкой чая не с кем.

Сосед как-то позвонил, утюг попросил. А когда возвращал, коробку конфет преподнес. Я его в квартиру пригласила, он покуражился для вида, но вошел, присел скромно. Раньше я его только мельком видела. Он недавно въехал: Анна Ефимовна умерла, он занял ее квартиру. Пожилой уже, степенный, на научного работника похож. А оказалось — бывший поп. Это он сам сразу сказал. Я ему в шутку:

— Наставьте на путь истинный, батюшка.

— А истинный — тот, по которому идти хочется, — ответил, не раздумывая. — Что по душе — то и хорошо, то и угодно богу.

— А вы верите в бога?

— Так это как его понимать. Ведет же кто-то нас по жизни, то так, то этак поступать заставляет. Кто-то или что-то — какая разница. И как назовешь — тоже не суть важно. Но — блажен, кто верует. — Он засмеялся и посмотрел озорно: — Извините, это я шутку вспомнил. Знакомый у меня говорит: блажен, кто ворует. Одна буковка, а как все меняет…

Может, окажись соседом кто иной, не этот, все бы у меня вышло иначе. А он вроде и безвредный. Потом он еще заходил, я сама зазывала. Посидит с полчасика, чашку чая выпьет, расскажет что-нибудь, мне и полегчает. Не приставал, пошлостей не говорил, не набивался в друзья. И о спиртном не заикался. Я сама как-то предложила.

— Вам крокодил не снится? — спросила я его.

— Какой крокодил? — Он готов был к шутке и уже улыбался, как водится.

— Зеленый-презеленый. Песня такая есть.

Он понял, что не шутка, согнал улыбку.

— Нет, я крепко сплю, снов не помню.

— А я хотела вас коньяком угостить — чтоб крепче спалось. После чая как-то не уснешь. Так, может, все-таки по рюмочке?

Он оживился:

— По рюмочке? Это можно. У вас какой? Местный? Тогда подождите, я вас сейчас угощу. Я мигом.

Вернулся с ребристой бутылкой, на поверхности которой рельефно вырисовывался силуэт лошади. Пояснил:

— Приятель из круиза привез. „Белая лошадь“. Шотландское виски. Говорят, и вода особая, и ячмень какой-то необыкновенный. Возвышающий напиток.

Игорь тоже говорил — возвышает. И я подумала: может они вместе работают?

— Вы мужа моего знаете? Игорь Власюк.

— Да как вам сказать, — замялся гость. — Лично не имел счастья, а так мы все друг друга знаем.

— Кто же это — мы?

— Да в нашей сфере, — засмеялся он. — В прежние времена я по небесной сфере специализировался, а теперь по сфере обслуживания. Забавно? — Но видя, что меня это не веселит, вмиг стал серьезным, словно маску надел. Спросил вежливо: — А что это супруга вашего не видно? Не в отъезде?

— Разошлись мы.

Новая маска появилась у него на лице — раскаяние в собственной оплошности и чуть-чуть скорби.

— Извините, бога ради. Вечно мы в чужую душу норовим залезть. А что нам там делать, спрашивается? Каждый сам себе судья. Давайте выпьем. За вас, соседушка милая, за ваше счастье.

— Да уж где оно, счастье?

— Ну, не скажите, в ваши-то года, да при вашей, извините, внешности, — все будет. Все!

Он выпил и сразу засобирался уходить.

В это время прозвенел звонок. Я догадалась, что Игорь.

— Это он, — сказала я.

Неловко мне было перед гостем. Знала, что Игорь трезвым не придет.

— То, что я здесь, вам не повредит? — обеспокоенно спросил сосед.

„Господи, — думаю, — и этот любовником себя воображает“.

— В вашем возрасте можно уже мужей не бояться, — вырвалось у меня.

У него красные пятна по щекам пошли, глаза стали беспомощными.

— Ну, язычок у вас…

Снова нетерпеливо прозвенел звонок, а мне не хотелось открывать.

— Вы не обижайтесь, — сказала я. — Это, от злости — мне его видеть противно.

— Это бывает, — вежливо согласился сосед.

Сидел он спокойно, только пальцы выдавали волнение да в глазах была тревога. Может, скандала опасался. И то верно — зачем ему это? В чужом пиру похмелье.

Не унимался звонок, я не выдержала и пошла открывать.

— Ты что, спала? — спросил Игорь. — Или не одна?

Он отстранил меня и прошел, не раздеваясь, в комнату.

— Ты зачем пришел? — я даже за рукав пыталась его удержать.

Сосед поднялся навстречу, лицо и глаза его источали раболепие, — и такая была у него про запас маска.

— Кто это? — Игорь повернулся ко мне, взгляд у него был тяжелый.

— Сосед, — поспешно объяснила я. — Анна Ефимовна умерла, в ее квартиру въехал.

— Разрешите представиться, — учтиво поклонился сосед. — Игнатий Ефремович.

— Брат, что ли? — не подавая руки, спросил Игорь.

— То есть?..

— Этой… Которая умерла…

— Ефим и Ефрем несколько разные имена, — продолжал улыбаться сосед, но на лице его зримо менялось выражение — становилось оно жестче, презрение проглянуло в каких-то черточках, ироничной стала улыбка. — Так что…

Но Игорь уже не слушал его.

— Надо поговорить, Вера.

Игнатий Ефремович, вскинув голову, пошел к двери. Крепкие его плечи и прямая спина не сутану просили, а мундир.

— А виски? — не зная что делать, напомнила я.

Он круто повернулся и произнес с укоризной:

— Ну, что вы, как можно… — и, явно